не ночевали.
Эндрю подавил вздох:
— Я ценю вашу преданность и бесстрашие, мадам Друшлакью, но с нами всё в порядке. Раны забинтовывать некому, а кровь оттирать пока рано. Однако, раз вы уже проснулись и оделись, приготовьте другую спальню для Теодора.
— У-угу, — протянула она, кивнув. Отвести взгляд от моего прекрасного обнажённого тела ей было крайне сложно, поэтому скрылась за углом она пятясь.
— Она довольно проворно привела себя в порядок в столь поздний час, — заметил я. — Но, честно говоря, я больше ожидал увидеть Григория, а его нет.
— Хах, — Эндрю усмехнулся. — Старика и пушкой не разбудишь. Даже если весь город ночью сгорит, он проспит ровно до пяти сорока трёх.
— Ровно? — удивился я.
— Всегда. Ещё и отходит ко сну каждый день в десять тридцать четыре.
— Нда… Отец собирает вокруг себя странных людей.
Эндрю бросил на меня оценивающий взгляд и вздохнул:
— И не говори.
Мы замолчали и покосились на дверь. В воздухе слегка пахло сиренью. Как говорил один мой знакомый воришка: «Проблемы всегда пахнут сиренью. И крыжовником». Ну на крыжовник у него просто была аллергия, а что до сирени… точнее, едкой чёрнолистной сирени, то её кору и цветы используют как раз для создания бомб, вроде той, что воспользовался Первый. Дым застилает обзор и парализует вдохнувших его. Если вдохнуть много. К счастью, этот дым довольно тяжёл — рассеивается недалеко, оседает быстро. Находясь за толстой дверью в десяти метрах от эпицентра, человек максимум может ощутить лёгкий дурманящий эффект.
Но ни меня, ни Эндрю не торкнуло.
Однако теоретически всего этого я не должен знать — библиотеку Лагранджа я штурмовал всего полдня, а тема довольно специфическая для того, чтобы ссылаться на «обучение во сне».
— Можно попробовать заглянуть внутрь, — проговорил Эндрю.
Я молча кивнул и, демонстрируя решимость, выдернул пистолет из ручки двери.
Что ж… Внутри пахло гораздо сильнее, чем в коридоре и всё ещё стояла дымная пелена.
Но нападавших в комнате, естественно, не было.
— Он забрал тела, — поморщился Эндрю. — Грамотно сработано, но попотеть пришлось.
— Один мог очнуться. А то и оба, — предположил я. Вряд ли у этих ребят не было артефактов, чтобы быстро привести товарища в чувства.
— Ты никого не убил? — удивился Эндрю. — Это… Это упрощает дальнейшие разбирательства.
Разумеется! На то и расчёт. Я ещё вчера подумал, что, если буду отправлять к праотцам каждого встречного-поперечного, добром это не кончится. Даже учитывая, что у меня теперь фамилия не самого последнего человека в городе. Поэтому сегодня я переделал трофейный пистолет, уменьшив его ударную мощность. Благо ума для этого много не нужно. Да и книгу по артефакторике я попросил Григория найти мне в первую очередь (чтобы дать людям объяснение, как я так смог).
Об этом я и рассказал Эндрю, после того как забрал из спальни свою одежду, и мы отправились осматривать окрестности. Шанс, что неизвестный враг засел где-то поблизости, всё ещё оставался.
Помогали нам в поисках четверо охранников. Нападавшие переиграли их в профессионализме — мужики спохватились слишком поздно, двое попытались догнать удирающих, двое бросились к нам… Но я к тому времени даже уже был одет. Чуть дольше, и успел бы позавтракать.
— А ты очень талантлив… — озадаченно произнёс Эндрю, с подозрением косясь на меня. Мой рассказ о подготовке пистоля и о бое против трёх противников явно впечатлил парня.
— Наверное, — я невозмутимо пожал плечами.
Свою «быструю обучаемость» я скрывать не собираюсь. Как-то ведь нужно легализовать то, что я за два месяца подготовлюсь к поступлению в Морскую Академию.
— Ты, вероятно, тоже, — я взглядом указал на его оружие, пока мы пробирались вдоль забора, опоясывающего приусадебный парк.
— Если бы я смог приехать раньше, мы бы повязали их. Одна из моих задач — защищать дом, когда Григорий спит.
— Грозно звучит, — хмыкнул я. — Сколько тебе? Двадцать три?
— Двадцать пять.
— Капитаном стать не думал?
— Моё место здесь. Точнее там, куда укажет господин Ланграндж.
Я искоса глянул на него. Преданный пёсик? Интересно, если в нём ещё что-нибудь необычное, кроме слепой преданности и необычного оружия? Артефактный ятаган-кроншнеп Эндрю выглядит весьма любопытно.
Спрашивать я не стал. Вместо этого задал другой вопрос:
— Как думаешь, кто это был и зачем? Неужели я настолько ценен?
— Не знаю, — буркнул в сторону Эндрю.
— Не знаешь или не хочешь говорить? — чуть надавил я.
Он резко остановился и впился в меня пылающим взглядом:
— Ты слишком беспечен для того, кто совсем недавно своим видом развлекал горожан! Не суй нос, куда тебе не следует, ничего не понимающий глупец! Знаешь ли ты, как много тех, для кого ты всего лишь забавная зверюшка⁈ И среди них есть очень влиятельные люди, с которыми тебе лучше не связываться! По крайней мере, пока ты не научишься вести себя в обществе.
Ну и отповедь он мне выдал! Я, конечно, в курсе, что далеко не все «люди» положительно или хотя бы равнодушно относятся к алти, но похищать, потому что я «уникальная зверюшка»? Это как-то слишком.
Во всяком случае не на вторую же ночь, верно? И не из дома Лагранджа.
— Так кто за этим стоит? — спустя пару секунд спросил я. — На кого могут работать такие профессионалы?
— Аркх!!! — закатил глаза к небу Эндрю. — Иди ты. Непробиваемый придурок! Вот приедет господин Лаграндж, пусть он с тобой и нянчится.
Фыркнув, Эндрю быстро зашагал дальше вдоль забора. Проводив взглядом его спину, я покачал головой и тяжело вздохнул:
— До чего же импульсивная нынче молодёжь пошла…
* * *
Морской ветер ласкал лицо, а солнце приятно грело кожу. Полной грудью я вдыхал солоноватый запах моря и чуял приятный, незнакомый мне запах, чем-то напоминающий аромат чая с корицей и апельсинами.
А ведь мне всегда нравилось это сочетание.
Моих жёстких волос коснулась чья-то тёплая рука. А затем кто-то загородил от меня солнце.
Из-под опущенных век я видел её лицо. Доброе, красивое лицо девушки с морковными глазами. Она грустно улыбалась мне.
— Я найду способ пробудить тебя, Тайон, — прошептала она. — Клянусь! Пусть даже для этого мне придётся обратиться к цивилам.
Я заморгал и открыл глаза.
Потолок моей новой спальни. Ага. Точно. Ночью меня пытались похитить, я познакомился с черноволосым букой, затем выпил полбутылки вина и лёг спать.
И посмотрел сон… Второй раз мне снится одна и та же девушка — такая же девушка-алти, как я.
Сон? Или воспоминание? Она решила доставить меня на какой-нибудь колонизированный остров? Ведь «цивилами» алти называют жителей давно открытых сумеречных морей, которые заполонили моря новые. А самые твердолобые цивилы-ксенофобы гордо именуют себя «людьми».
Чтобы выкинуть из головы странные мысли, я, встав с постели, принял ванну, и лишь затем спустился в столовую. Завтракал я в одиночестве. Эндрю, по словам Григория, отсыпался после ночной смены.
— А ты-то не жалеешь, что всё проспал? — наколов на вилку розовый гриб, спросил я дворецкого.
— При всём уважении, молодой господин, сожалеть о произошедшем так же бессмысленно, как и сожалеть об ушедших годах, — изрёк он.
— Как и сожалеть в общем, — поддакнул я.
— Как и сожалеть в общем, — повторил он. — К тому же, я в том возрасте, когда необходимо бережно относиться к здоровому ночному сну. Я благодарен господину Лагранджу за то, что он понимает эту важную истину.
После завтрака я на несколько часов «потерялся» в библиотеке. Я вынырнул из заплыва в мир новых знаний, только когда желудок начало сводить от голода.
Мой обед совпал с завтраком Эндрю. Парень был не слишком приветлив со мной, но больше не посылал куда подальше. У нас даже завязался ни к чему не обязывающий разговор о городе и острове, где мы находились.
Мне было любопытно узнать больше о своём собеседнике, так что, когда он спрятал свои колючки, я спросил:
— Как я понимаю, обычно ты живёшь здесь, в поместье?
Эндрю молча кивнул.
— Но иногда ночуешь где-то в городе? Тебя ведь ни один день не было, когда отец привёл меня в дом?
— Не один, — сдержанно проговорил он.
— А где ты был?
— Думаешь, я буду тебе докладывать? — огрызнулся Эндрю.
— Да брось ты, — махнул я рукой. — Скажи как есть! Мол, капитан дал увольнительную, вот и бегал по бабам.
— Эй! — возмутился парень. — Я был занят делом. Выполнял волю господина Лагранджа.
— И что же? Воля такая секретная?
Парень хоть и ел сейчас сладкий десерт, скривился, будто ему на язык попал
